Чем по-настоящему уникален Jibaro – заключительный эпизод третьего сезона «Любви, смерти и роботов»?
Для многих оказался размыт посыл, а мудрёная техника съёмки с проактивной камерой не у одного зрителя спровоцировала панические атаки. И это действительно радикальный художественный жест, маленький фильм, который не только отдаёт, но и чего-то требует от зрителя взамен.
Скажем, специфическая (гипнотически красивая) визуальная часть нужна, чтобы передать панические атаки главного героя – глухого воина, по ходу сюжета ставшего свидетелем гибели своего полка, а позднее ещё и приобретающего слух (обратите внимание, с какой мощью на него обрушивается какафония звуков неисследованного, а значит, враждебного мира).
С сиреной тоже не всё так просто – привыкшая нести смерть, она интересуется воином лишь потому, что на него не распространяются её убийственные чары; вскоре заинтересованность перетекает во влюблённость – чувство, жгущее её изнутри и заставляющее впервые довериться человеку.
Но человек, оглушив её, удовлетворяет меркантильный интерес – не только из корысти, но и в силу двусмысленности своего положения, что и подчеркивал сам режиссёр: они оба – убийцы, и оба в конечном счёте проигрывают. Он – умерев, а она – вновь оставшись в одиночестве.
Пластичность киноязыка Миэльго позволяет интерпретировать сюжет и как противостояние мужского и женского, и в качестве образа человека, разграбляющего природу, и как полноценную трагедию об обречённой любви – причём всё это так или иначе вплетено в образно-символический ряд: даже сам пруд формой напоминает огромное сердце.
Вот и сам этот эпизод стал подлинным сердцем третьего сезона – надеемся, что новая работа Миэльго не заставит себя долго ждать.
#Разбор@cinemacritiquetxt
